В ленинградской гостинице,

  в той, где сегодня пишу я,

Между шкафом стенным

  и гостиничным тусклым трюмо

Я случайно заметил

  лежавшую там небольшую

Пачку смятых листов -

  позабытое кем-то письмо.

Без конверта и адреса.

  Видно, письмо это было

Из числа неотправленных,

  тех, что кончать ни к чему.

Я читать его стал.

  Било десять. Одиннадцать било.

Я не просто прочел -

  я, как путник, прошел то письмо.

Начиналось, как водится,

  с года, числа, обращенья;

Видно, тот, кто писал,

  машинально начало тянул,

За какую-то книжку

  просил у кого-то прощенья...

Пропустив эти строчки,

  я дальше в письмо заглянул:

 Первая страница

. . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .

Через час с небольшим

  уезжаю с полярным экспрессом.

Так мы прочно расстались,

  что даже не страшно писать.

Буду я отправлять,

  будешь ты получать с интересом,

И знакомым читать,

  и в корзинку спокойно бросать.

Что ж такое случилось,

  что больше не можем мы вместе?

Где не так мы сказали,

  ступили не так и пошли,

И в котором часу,

  на каком трижды проклятом месте

Мы ошиблись с тобой

  и поправить уже не смогли?

Если б знать это место,

  так можно б вернуться, пожалуй,

Но его не найдешь.

  Да и не было вовсе его!

В нашей жалобной книге

  не будет записано жалоб:

Как ее ни листай,

  все равно не прочтешь ничего.

Взять хоть письма мои -

  я всегда их боялся до смерти.

Разве можно не жечь,

  разве можно держать их в руках?

Как их вновь ни читай,

  как их вновь ни сличай и ни мерь ты,

Только новое горе

  разыщешь на старых листках.

Ты недавно упрямо

  читала их все по порядку.

В первых письмах писалось,

  что я без тебя не могу,

В первых письмах моих,

  толщиною в большую тетрадку,

Мне казалось - по шпалам,

  не выдержав, я побегу.

Все, что думал и знал,

  заносил на бумагу сейчас же,

Но на третьей отлучке

  (себя я на этом ловлю)

В письмах день ото дня

  по-привычному громче и чаще

Повторяется раньше

  чуть слышное слово "люблю".

А немного спустя

  начинаются письма вторые -

Ежедневная почта

  для любящей нашей жены,

Без особенных клякс

  и от слез никогда не сырые,

В меру кратки и будничны,

  в меру длинны и нежны.

В них не все еще гладко,

  и, если на свет посмотреть их,

Там гостила резинка;

  но скоро и ей не бывать...

И тогда выступают на сцену

  последние, третьи,

Третьи, умные письма,-

  их можешь не жечь и не рвать,

Если трезво взглянуть,-

  что же, кажется, страшного в атом?

В письмах все хорошо -

  я пишу по два раза на дню,

Я к тебе обращаюсь

  за помощью и за советом,

Я тобой дорожу,

  я тебя безгранично ценю.

Потому что я верю

  и знаю тебя все короче,

Потому что ты друг,

  потому что чутка и умна...

Одного только нет,

  одного не прочтешь между строчек:

Что без всех "потому"

  ты мне просто, как воздух, нужна.

Ты по письмам моим

  нашу жизнь прочитать захотела.

Ты дочла до конца,

  и тебе не терпелось кричать:

Разве нужно ему

  отдавать было душу и тело,

Чтобы письма такие

  на пятом году получать?

Ты смолчала тогда.

  Просто-напросто плача от горя,

По-ребячьи уткнувшись,

  на старый диван прилегла,

И рыдала молчком,

  и, заслышав шаги в коридоре,

Наспех спрятала письма

  в незапертый ящик стола.

Эти письма читать?

  За плохое бы дело взялись мы,-

Ну зачем нам следить,

  как менялось "нежны" на "дружны".

Там начало конца,

  где читаются старые письма,

Где реликвии нам -

  чтоб о близости вспомнить - нужны.